Билет на "кукурику"

Далекое-близкое

24 сентября исполнится 110 лет со дня рождения выдающейся
оперной певицы и педагога Лидии Осиповны Бабич. Долгие годы
Людмила Пелин, бывшая солистка "Дойны", блестящий
преподаватель вокала, собирает воспоминания о своей
наставнице и собирается выпустить уникальные материалы и
фотографии отдельной книгой. По ее просьбе откликнулся и
наш бывший земляк Нисан Шехтман, выпускник Кишиневской
государственной консерватории, член Союза композиторов
СССР, вырастивший целую плеяду известных музыковедов.
Предлагаем вниманию читателей этот эксклюзивный
"мемуар".

Лидия Бабич на сцене концертного зала "Атенеул", 1937 год.

Галац, город, в котором я родился и рос, по количеству жителей, был пятым в Румынии, однако его культурная жизнь была крайне скудна, ограничиваясь фильмами, которые демонстрировались в пяти кинематографах города, и очень редкими гастролями столичных театральных антреприз. Когда семья перебралась в Бухарест, я растерялся от обилия и разнообразия музыкально-театральных впечатлений. Не все мне было доступно из-за ограниченных средств. Но в Лирический театр (Румынскую оперу) и Национальный театр всегда можно было по сносной цене достать билет на "кукурику", как мы называли галерку.

К моему переезду я уже знал названия большого количества опер и их авторов. Эти сведения были почерпнуты в популярном энциклопедическом словаре Petit Larousse Illustre, но я совершено не знал музыки этих опер. "Севильский цирюльник", первый оперный спектакль, который мне довелось услышать в живом исполнении, вызвал у меня неописуемый восторг. И я чуть ли не каждое воскресенье стал посещать дневные спектакли оперного театра. Однажды, заметив оставленную кем-то программку, я захватил ее с собой. В ней перечислялся весь художественный коллектив театра, сведения о солистах и дирижерах сопровождались их фотографиями.

Эта театральная программа стала в нашем доме предметом обсуждения моей матери и ее знакомых, большинство которых, как и она, был родом из Кишинева. Прислушиваясь к их разговорам, я узнал, что родителями Лидии Бабич, ведущего лирического сопрано Румынской оперы, были известные до первой мировой войны кишиневские благотворители. Что в Румынской опере были заняты и другие выходцы из Бессарабии - певица Евгения Бабад, пианист и дирижер Исаак Бейн, многие хористы и оркестранты. Вспоминали и дирижера Симиона Атанасиу (Златова), который сделал военную карьеру, став заместителем (а по сути дела, руководителем) главного музыкального инспектора оркестров румынской армии Эджицио Массини. Все эти толки подогревали мое любопытство, но услышать Лидию Бабич мне довелось не так скоро, как хотелось, - она редко выступала в дневных спектаклях, а именно на такие я в основном и попадал.

Не помню точно, в каком году Лирический театр впервые показал оперу Массне "Манон" по известному роману Прево о злосчастной любви кавалера Де Грие и девицы Леско. При первом же дневном спектакле я поспешил в театр. В главных ролях выступала замечательная пара певцов - Лидия Бабич и лирический тенор Виорел Кичидяну, а музыкальное руководство было поручено тонкому музыканту и блестящему знатоку французской музыки Альфреду Алессандреску. Мне, уже знакомому почти со всеми певцами оперы, стало ясно, что в группе ее солистов трудно было бы подобрать более удачных исполнителей для главных ролей. Спектакль был настолько ярким, что запомнился до мельчайших деталей.

Лидия Бабич блистала в роли Манон. Ее искусство перевоплощения было совершенным, казалось, она сливается со своей героиней - легкомысленной, своенравной, капризной, легко переходящей от одного настроения к другому, часто противоположному. Голос певицы, гибкий, звонкий и хрустально чистый, подкупал многообразием эмоциональных оттенков, от легкой игривости до искреннего, задушевного лиризма. Так же хорош был и ее партнер, обаятельный тенор Виорел Кичидяну, хотя его роль была не столь многоплановой. Благодаря такому яркому впечатлению, опера "Манон" на долгие годы стала одним из моих любимых произведений лирического репертуара, и я очень сожалел, что в Советском Союзе ее почти не знали.

Несколько дней и ночей вместе с другими бессарабцами Лидия
Бабич провела под открытым небом на пристани в Галаце,
дожидаясь возвращения на родину

Потом я услышал Лидию Бабич и в "Травиате" (Виолетта), и в опере Гуно "Фауст" (Маргарита). Она была великолепна в ролях нежных, любящих и страдающих героинь.

В 1940 году большая часть бывших бессарабцев и жителей Буковины, жившая в разных городах Румынии, стремилась вернуться в родные края. Переправа происходила в моем родном Галаце. Там, на огромной пристани, под открытым небом, скопились десятки тысяч людей со своим скарбом. Несколько дней и ночей они ждали, когда подойдет их очередь подняться на огромные баржи и отплыть по Дунаю в неизвестное. Прошел слух, что в этой сутолоке видели Исаака Бейна, Атанасиу (Златова) и Лидию Бабич. И очень скоро все мы оказались в новой и загадочной для нас стране.

Для Лидии Бабич переезд в Советский Союз означал расставание с оперной сценой, и, как выяснилось впоследствии, навсегда. Полагаю, она переживала это очень тяжело, ведь могла еще с полной отдачей продолжать свою оперную карьеру. Но в Кишиневе не было оперного театра, а выехать в города, где такие имелись, было невозможно - для новоиспеченных советских граждан выезд за пределы Бессарабии был категорически запрещен. Пришлось удовлетвориться малоинтересной и не очень престижной работой в качестве солистки филармонии. Потом началась война, последовала новая и спешная эвакуация. В те годы разъезжать с концертами по всей стране в составе коллектива "Дойна" было для замечательной певицы большой удачей.

После окончания войны и возвращения из эвакуации в Кишинев я был восстановлен в числе студентов консерватории. Лидия Осиповна стала педагогом, вела там класс вокала. Уж не припомню, как познакомился с ней лично, но в ее окружении было не много таких, как я, кто бы помнил и слышал ее как примадонну Бухарестского оперного театра.

Мы много говорили о тех временах, вспоминали певцов, с которыми выступала Бабич, и ее исполнение разных ролей лирического репертуара. У меня создалось впечатление, что это доставляет ей удовольствие, становится своеобразной отдушиной. И так как домой нам было по пути, я частенько поджидал ее в конце уроков, чтобы по дороге поболтать об ушедших временах. Лидия Осиповна была блестящим собеседником, говорила живо, увлеченно, с чувством неподдельного юмора. В общении она ни разу не дала мне почувствовать разницу между нами. Со студентом беседовала как с равным - как с коллегой по ремеслу. А при надобности не стеснялась употребить крепкое словечко или выражение, словно это было нечто само собой разумеющееся.

Для "затравки" я вспоминал кого-нибудь из бывших партнеров Бабич, и Лидия Осиповна немедленно откликалась. Рассказывала смешные и не слишком смешные истории из своей сценической жизни, о которых зрители знать не могли. Говорили мы по-русски, однако, когда ей хотелось восстановить обстановку тех лет, она незаметно переходила на румынский, так же непринужденно возвращаясь затем к русскому.

Помнится, в Бухарестской опере пел Жан Атанасиу, отличный баритон и к тому же выдающийся драматический артист. Его появление вызывало бурный восторг публики. Однако Атанасиу любил выпить. Многие считали, что именно в состоянии легкого опьянения он бывал особенно в ударе, отдаваясь исполняемой роли до самозабвения. Впервые я услышал его в опере Верди "Риголетто". У меня было крайнее боковое место в ярусе, откуда было лучше видно, что происходит за кулисами, чем то, что происходит на сцене. В первой картине оперы - бал у Герцога Мантуанского - я заметил за кулисами шута, рвавшегося на сцену и дерущегося с господином в штатском, который изо всех сил старался его удержать. Лишь потом я понял, что этот шут и есть Риголетто, который раньше своего выхода устремился на сцену, а режиссер, очевидно, пытался его не пустить.

Я напомнил Лидии Осиповне этот эпизод. "О чем вы говорите? - спросила она. Это еще ничего". И припомнила эпизод из их совместных выступлений. Это был рассказ в лицах, настолько живой, что он мне запомнился почти слово в слово.

- Как-то Клужский оперный театр пригласил Атанасиу и меня выступить в опере "Риголетто". Атанасиу должен был исполнять заглавную роль, а я - петь Джильду. Перед спектаклем я его спрашиваю: "Nene Jenica, in ce limba cintam, in italiana ori romaneste?" ("Нене Женикэ, на каком языке будем петь, итальянском или румынском?"). А он мне отвечает: "In italiana" ("По-итальянски"). И вот начинается наш первый дуэт. Я вступаю первой и, как мы договорились, пою по-итальянски: "Padre, padre..." ("Отец, отец..."). И вдруг слышу, к своему ужасу, что он отвечает мне по-румынски. Я подумала, что ошиблась, подхватываю и пою вторую свою фразу по-румынски, а Атанасиу переходит на итальянский. И так он меня сводил с ума на протяжении всего спектакля - мы спели оперу с начала до конца, переходя с одного языка на другой. Таким был Атанасиу.

Я закончил консерваторию, начал преподавать в музыкальном училище и крайне редко забегал в консерваторию. Теперь уже не было возможности так часто общаться с Лидией Бабич, как раньше. Но я сохранил к ней очень теплое чувство, она осталась для меня светлым образом моего уже далекого юношества. Когда в 1962 году Музыкальный фонд выделил мне отдельную квартиру, я пригласил к себе моего любимого учителя Леонида Симоновича Гурова с супругой. Зная, что они очень дружны с Лидией Осиповной, пригласил и ее. И они пришли втроем, доставив нам с женой большую радость. Лидия Осиповна сразу освоилась, со свойственной ей непосредственностью предложила хозяйке свою помощь, разрезала индейку и, как всегда, была душой нашего маленького общества. Это было последнее мое яркое впечатление от встреч с замечательной личностью. От встреч с артисткой, которая со времен дешевых билетов на галерку оставила в памяти неизгладимый след.

((0000, Нисан ШЕХТМАН,
Беэр-Шева, Израиль.
Фото из архива Людмилы ПЕЛИН.))